Среди двенадцати советских руководителей был и 48-летний Динмухамед Кунаев, которого за год до поездки назначили первым секретарем ЦК КП Казахстана. Позже его ждало отстранение от высшей партийной должности республики на протяжении двух лет после разногласий с Хрущевым и конфликта вокруг пересмотра административно-территориальных границ Казахстана. Но это все в будущем, а пока он разъезжал по американским городам и был даже на приеме у президента США Эйзенхауэра, который написал в своем дневнике лестные слова о молодом казахском политике, который отточил мастерство человеческих отношений, что являлось, по словам Эйзенхауэра, большой редкостью среди советских деятелей.

Так вот, тот самый дайджест, немного отступая от стилистики политических докладов времен холодной войны, описывает Кунаева, и только его, как «высокого, широкоплечего мужчину», что действительно отличается от привычного имиджа советских руководителей на Западе: хмурых, грузных и невзрачных. Это еще не время Гагарина с улыбкой на все лицо и не изящные балерины с огромными букетами цветов – это члены Политбюро в черных шляпах и серых пальто. Разумеется, быть общительным и привлекательным по сравнению с Хрущевым не так уж и сложно, но природное обаяние, дружелюбие и скромность Кунаева – это то, к чему за его долгую жизнь придраться не получалось даже у его ярых критиков, а их было много, они есть и сегодня.

Написать даже короткую политическую биографию Кунаева очень сложно, в ней много как противоречий, белых пятен, организованных попыток очернить и принизить его личность, так и активных стремлений обелить. И это явно не то, чем я хотел бы заняться.

Есть фильмы и книги, художественные, фантастические, в которых на долю главного героя перепадает столько историй и случайностей, что невольно ловишь себя на мысли – сценарист слегка переборщил. Это как «Доктора Живаго» скрестить с «Алхимиком» Коэльо и отправить героя в долгий и зыбкий путь. Но, как ни странно, именно так выглядит со стороны человеческая история Кунаева, простого горного инженера из Алматы, которому пришлось пережить все катаклизмы XX века с его интригами и опасностями. Судьба будто притягивала к нему людей разной масти, чтобы через его жизнь, его биографию поведать нам об истории Казахстана, его великих сынов и дочерей. Узнать можно много и о различных его селениях и городах, о недрах и индустриализации. И тут, как в «Вещей книге» жизни, многие известные личности, о которых он часто слышал или читал, непременно пересекались с ним, не намеренно, а чисто случайно. На ловца, как говорится, и зверь бежит. Он вспоминал, как в детстве, проходя по улице Гурдэ мимо дома Троцкого, о котором в школе пел песни и читал стихи, всякий раз надеялся его увидеть. Встретился он с ним совсем случайно, во время горного похода в урочище, в двадцати километрах от города, в котором в 1972 году откроет высокогорный ледовый стадион «Медео». Почти через шесть десятилетий Кунаев и сам попадет в опалу к советскому руководству и лично к Горбачеву, и, как когда-то Троцкому, ему запретят общение с прессой и ограничат контакты с друзьями. Только в отличие от бывшего народного комиссара по военным и морским делам, который жаловался на жизнь в Алматы, Кунаев навсегда останется самым «алматинским» среди всех глав Казахстана. Он тут родился, прожил большую часть жизни и многое перестроил. Брежнев в своих воспоминаниях писал, что этого «спокойного, душевного, обаятельного человека» в Казахстане все по-дружески называют Димаш Ахмедович и никто в обиходе не использует его полное имя, хотя на момент их знакомства он уже занимал уважаемую должность. По-казахски к нему обращались Димеке. С тех пор сокращенная и дружелюбная форма его имени, довольно редкого на тот момент, стала отдельным и распространенным именем, с которым могут тягаться, наверное, лишь Абай или Абылай – тоже уменьшительные имена, ставшие основными.

Отец Динмухамеда Ме ліахмет (или Минлиахмед в русской транслитерации) в 14-летнем возрасте устроился дворником к известному татарскому купцу Исхаку Габдулвалиеву и со временем стал помогать ему в коммерческих делах. Сын бедного крестьянина из глубинки Казанской губернии, имевший только религиозное образование, Исхак Габдулвалиев сумел сколотить огромное состояние и открыть сеть магазинов наподобие универмагов во многих уголках Российской империи – от Москвы и Питера до Киева и Одессы. Торговал он с Китаем еще до того, как это станет мейнстримом, и даже держал магазин в столице Османской империи. Знал толк этот «верненский олигарх» и в архитектуре, да так, что заказал строительство своего нового магазина не кому-нибудь, а самому Полю Гурдэ – главному архитектору города. Именно в магазине купца И. Габдулвалиева, самом красивом, по моему мнению, здании в Алматы, ныне известном под советским названием «Қызыл таң» (красная заря), и работал отец Кунаева, пока революция не изменила весь уклад жизни. Исхак Габдулвалиев был не только предпринимателем и эстетом, но и известным меценатом-просветителем. В своих медресе он был ярым приверженцем «усул-и джадид» – прогрессивного метода обучения, который включал внедрение новых светских дисциплин, равноправие женщин, а также европейские стандарты оборудования классов и оценки. Поэтому неудивительно, что не получивший серьезного образования Минлиахмед настаивал, чтобы все его дети, включая дочерей, получили высшее образование в лучших профильных вузах СССР. Как следствие, двое из детей Кунаевых будут избраны президентами Академии наук КазССР, а дочери сделают прекрасную научную карьеру в области микробиологии и медицины.

В 1939 году, проработав почти четыре года на Коунрадском руднике у озера Балхаш (от рядового машиниста бурового станка до главного инженера), он отправился в родной Алматы в первый трудовой отпуск. Провести отпуск Кунаев решил со своим давним другом Масудом Бакаевым, который работал в Шымкенте, и пригласил его письмом. В ответ получил короткий отказ, но в конверт было вложено еще одно письмо – от жены Бакаева, адресованное подруге в Алматы, которое Кунаева попросили передать лично в руки. Так по адресу: Фурманова, 125, он и встретил свою любовь – Зухру Ялымову, которую в своих воспоминаниях будет называть Зухрой Шариповной, а дома, наедине, Крошкой.

Она была дочерью видного татарского купца из Атбасара Шарипа Ялымова. Жизнь Зухры Шариповны немного напоминала сказку о Золушке: не из-за беспечной семейной жизни и принца, которым молодой горный инженер времен Великой Отечественной войны, скитающийся по отдаленным рудникам, вряд ли мог тогда считаться, а из-за тяжелого детства. В 13 лет, не выдержав нападок мачехи, она уехала из отчего дома к своему дяде Гарифу в Алматы, где ее и встретил молодой Кунаев с конвертом от подруги в руках. В свой второй приезд с Балхаша Кунаев сделал предложение руки и сердца, от которого Зухра не смогла отказаться. Вскоре они поженились.

Про ее доброту и гостеприимство было известно всем, ведь в военные годы они в своей небольшой алматинской квартире приютили не только родителей Кунаева, но и половину его братьев и сестер, а про ее хозяйские и кулинарные способности ходили легенды. В холодном нелюдимом Риддере, куда после свадьбы переехала пара, Зухра умудрялась держать скот и выращивать приличный огород. Но самое интересное – она всю жизнь вела семейную бухгалтерию, фиксируя доходы и расходы, каждую значимую покупку, что, как говорят, потом сильно облегчило им жизнь, когда после 1986 года начались проверки их состояния и доходов.

Кунаев вспоминал, как в 1933 году, находясь на практике в Свердловске, они поехали на экскурсию, довольно популярную на тот момент, в Ипатьевский дом, где расстреляли царя и его семью. Тогда еще можно было рассмотреть следы пуль и крови на стенах. Один из главных организаторов жестокого внесудебного расстрела царской семьи, уральский военный комиссар Филипп Голощекин, впоследствии станет секретарем Казахстанского крайкома. Именно он виновен в гибели миллионов казахов в результате конфискации имущества и коллективизации. Так вот, в Казахстан Голощекин привез с собой для личных разъездов роскошный вагон Николая II бельгийского производства, из красного дерева, обитый медью, бархатом и атласом. Потом, после ареста Голощекина, этот вагон оставили в Казахстане и передали для служебных поездок Кунаеву, когда он служил зампредом Совнаркома. Но этот вагон однажды, когда Кунаев и Зухра Шариповна отправились в Москву, загорелся посреди степи, едва не убив своих пассажиров.

После свадьбы Зухра Шариповна нигде официально не работала, занималась домашним хозяйством, присматривала за родителями супруга, помогала в быту многочисленной семье Кунаева и принимала его не менее многочисленных друзей. При этом она успевала поглощать казахскую и мировую литературу с невероятным рвением и даже умудрялась учить иностранные языки. И это при бесконечных командировках мужа.

Детей у них не было. Как часто говорили в таких случаях, Бог не дал, хотя все знали, как Кунаев любил ласкать и нянчить чужих детей. Он часто играл со своими племянниками, принимал прямое и активное участие в их становлении, образовании, выборе профессии. А Зухра Шариповна, казалось, направила всю материнскую нежность на Димаша Ахмедовича, лелеяла и берегла его, как ребенка.

Соседей Кунаевы выбирали, как говорится, по старой памяти, и в соседнюю квартиру по лестничной площадке в новом «кунаевском» доме на улице Тулебаева поселили соседей по старой квартире – семью Султана Жиенбаева, ветерана Великой Отечественной войны, министра торговли, хотя по партийной и административной номенклатуре были люди рангом намного выше, например тот же Байкен Ашимов – председатель Совета министров, семья которого поселилась в другом подъезде.

Официально Кунаевым было удобно и привычно иметь старых соседей и на новом месте. Хотя некоторые объясняли это близкой дружбой Зухры Шариповны с супругой Жиенбаева, Нуранией Адельшиной: обе татарки, обе уроженки Северного Казахстана, обе сиротки с малых лет. Нурания Жиенбаева вспоминала, что, несмотря на небольшую разницу в возрасте, Зухра Шариповна возилась с ней, как с младшей сестрой, брала с собой на все мероприятия, делилась одеждой, кормила, а с ее сыновьями играла, как с родными. Когда не получалось увидеться всего пару дней, звонил уже сам Кунаев и мягким голосом сообщал: «Нурия Герейкызы, Зухра по вам соскучилась».

Впрочем, интересные люди навещали Кунаева не только дома, но и на отдаленных рудниках и шахтах. Он вспоминал, как однажды к нему на Риддерский рудник приехал второй секретарь ЦК Жумабай Шаяхметов, с которым он не был знаком. Позже, в 1946 году, Шаяхметов станет первым этническим казахом на посту первого секретаря ЦК КП Казахской ССР, или «первым национальным секретарем Казахстана», как его представит потом сам Сталин. Вторым этническим казахом на этом посту станет Кунаев, а где-то в середине 1970-х примерно так же загорится звезда и третьего казахского первого секретаря, когда на этот раз уже сам Кунаев посетит Караганду. Так же неожиданно навестит его в Риддере еще один видный сын казахского народа – известный писатель Мухтар Ауэзов, которого Кунаев тоже лично не знал, но еще со школы был хорошо знаком с его произведениями.

Помните ту знаменательную поездку Кунаева в США в 1960 году? На приеме у госсекретаря США Кристиана Гертера он еще раз встретится с Ауэзовым, который находился в США в составе группы деятелей культуры. Поэтому, наверное, неудивительно, что USSR – единственное советское англоязычное издание, которое официально распространялось на территории США, – напечатало в январском номере 1960 года не только интервью с Кунаевым, но и отрывки из романа Ауэзова «Путь Абая».

Через год Ауэзова не станет, и его имя будет присвоено Казахскому национальному театру драмы, а через 20 лет театр переедет в новое здание, которое будет внесено в реестр памятников архитектуры. Считается, что здание театра Ауэзова, так же как каток «Медео», горнолыжный курорт «Чимбулак», Дворец им. В. И. Ленина, гостиница «Казахстан», Зеленый базар и оздоровительный комплекс «Арасан», были построены по личной инициативе Кунаева, которому приходилось ходатайствовать о финансировании строительства перед союзным руководством. Позднее тогдашний первый секретарь ЦК КП Казахстана Нурсултан Назарбаев назовет эти здания лишними для города, а расходы на них – ненужными. Иронично, что потом сам Назарбаев возьмется рьяно строить почти с нуля чуть ли не целый город. Но это будет Астана.

Еще в 1950-х семьи Ауэзовых и Кунаевых стали сватами – родной брат Кунаева Аскар Минлиахмедович, известный ученый-металлург, женился на дочке Ауэзова Лейле, да так, что произвели одно из первых «портманто» в казахской истории, назвав второго сына Диаром (словослияние ДИнмухамеда и МухтАРа).

Да, эта семья прекрасно разбиралась в сплавах. Старшая сестра Кунаева Амина была замужем за Айтжаном Туркебаевым, первым советским алматинским градоначальником, самым молодым в истории секретарем Алматинского уездного комитета партии, который трагически погибнет от рук бандитов в 1937 году. У них дома и будет жить в свое время молодой Кунаев и там же сыграет свадьбу. Вторая сестра, Маймуна, вышла замуж за известного металлурга Камала Кадыржанова – будущего народного комиссара местной промышленности, то есть министра промышленности Казахстана. А в 1930-х, когда Кунаев работал инженером на Балхашском медном руднике, Кадыржанов был директором Балхашского горно-металлургического комбината.

Как писал сам Кунаев, стать горным инженером он решил еще в школьные годы, хотя в то время профессия инженера была довольно редкой среди казахов. И вдохновил его на это дело не кто иной, как сам Мухамеджан Тынышпаев – выпускник Императорского института инженеров путей сообщения в Петербурге. Только вот Тынышпаев был не только первым казахским инженером-путейцем, но и историком, депутатом Государственной думы и первым премьер-министром Туркестанской автономии. Возможно, его успешная политическая карьера тоже как-то вдохновила молодого Кунаева.

Тынышпаева, активного члена «Алаш Орды», арестуют и расстреляют как «врага народа» в 1937 году, и так получится, что жизнь Кунаева прервется как раз во время его поездки в Алаколь по случаю открытия памятника Тынышпаеву. Его пытались отговорить – здоровье, усталость, но он настоял: «Кто же поедет, если не я?»

В советский период в официальных речах Кунаева можно было услышать жалобы на «бродячих мулл» в некоторых регионах Казахстана или на то, что религиозная обрядность в республике не идет на спад. Но с возрастом или же с веянием нового времени Кунаева все больше притягивала духовность, да и сам он в глазах людей принимал сакральный облик мученика. И это, наверное, неудивительно, ведь отец Кунаева всю жизнь читал намаз, а его дед, Жумабай Конайулы, дважды совершил паломничество в Мекку.

Дедушка Зухры Шариповны тоже был хаджи, да и сама она учила арабский и часто покупала в поездках Коран. Родные вспоминали, как она просыпалась рано утром и нагревала воду для омовения перед утренней молитвой для отца Кунаева. Кунаев даже говорил: «Однажды я сделал вывод: моя Зухра Шариповна – глубоко религиозный человек». В последние годы жизни, когда супруга заболела и слегла, Кунаев все время проводил с ней наедине и без крайней необходимости не подпускал к ней людей. Он вспоминал, как за неделю до своей смерти Зухра Шариповна прижала его руку к своей груди и прошептала: «Не примешь близко к сердцу, если я тебя попрошу об одной вещи?». Попросила она его на смертном одре проехать по всем святым местам и помолиться за ее душу.

После смерти Зухры Шариповны по самому казахскому из всех казахских обычаев к нему переехал жить племянник Диар. Последние годы жизни Кунаева – это череда долгих и коротких путешествий с племянником по святым местам в стране и за рубежом. Съездили они даже в Турцию, проехали по мечетям и музеям, поклонились мавзолею-усыпальнице Джалаладдина Руми и встретились с шейхом Кошаном из суфийского ордена Кадирия.

Похоронили его рядом с Крошкой, Зухрой Шариповной, и вскоре люди стали привязывать разноцветные лоскутки к веткам пышного дерева, которое росло у их могил, как это делают у могил аулия – святых, но это кому-то не понравилось, и ветку спилили.

В родовой истории Кунаевых есть очерк о его прапрадеде Азнабае, который по какой-то причине рассорился с родней и уехал искать счастья вдали, среди чужих. Вскоре после его смерти местные невзлюбили и выгнали его сына Коная, которому пришлось спешно бежать оттуда со своим малолетним сыном, оставив жену и дочь, а позже, по дороге к родственникам, он будет вероломно убит во время молитвы.

Так вот, иногда жизнь Кунаева очень напоминает скитания его предков – от своих к чужим, долгий путь домой и предательские удары в спину, но, несмотря на почти десятилетие забвения и запретов, его наследие живет. Выживет, как тот маленький сирота Жумабай, сын Коная и сохранит для истории имя своего убиенного отца, которое его внук навечно впишет в историю Казахстана.